Профессор
Мильтоний Дренажиус, весьма склочный заведующий кафедрой Теоретического
Цветоводства Высшей Академии Незабудок Души, тяжко-тяжко вздохнул – заметьте,
третий раз за последние пять минут. Вздохнул и с отвращением посмотрел на
лепестки сиреневых роз, замаринованных во взглядах старых дев на вечность через
лорнет. Ах! Его любимейшее блюдо, которое сверх программы и специально только
для него приготовила Большая Марта, сегодня совершенно не радовало! А уж эти
ваши круассанчики с повидлом из весенней капели, которыми лакомилась его
соседка по столику Розалия Семьдесят-Семь-Кустов, директор Практической Школы
Выращивания Фиалок На Подоконнике и по совместительству его давний (и, скажем
честно, единственный) оппонент, просто вызывали отвращение. Когда на душе
горько, никакие сласти слаще там не сделают...
Жизнь
у профессора решительно, решительно не задалась, и окончательно он понял это
только сегодня. Ну – вот вам во-первых. Скажите-ка – только без этой нашей
знаменитой имбирвилльской деликатности – как, как можно ощущать себя
профессором, если у тебя есть только один оппонент?! Только один, вы вдумайтесь
в эту цифру! Один... Да и тот – твоя собственная жена, которая вообще-то всегда
и во всем с тобой согласна, а оппонирует через силу и только из любви к тебе?!
Конечно, такой женой можно и нужно гордиться, нужно и можно помнить, что как
муж ты вызываешь зависть у коллег и шапочных знакомых, но пресветлый!!! Как,
как объяснить им, что тебе-то хочется быть в их глазах не счастливым человеком,
которых миллион, а единственным и неповторимым Ученым и Настоящим Профессором!
Но
и с этим Мильтоний еще как-нибудь бы примирился. В конце концов... если
подумать... если вспомнить жену Агрария Голден-Делишеса или жену Остина
Пуазон'с-Тошкинса...Тысяча имбирных пряников, о нет!! Но вот противное
«во-вторых» не уравновешивалось никакими женами. Видите ли, монография
Дренаужиса* о роли собачьих будок в теоретическом цветоводстве, была напечатана
в одном-единственном экзепляре. Всего-навсего. Больше того, термин «напечатана»
мы употребляем исключительно из лингвистической точности: монография была
написана от руки самим автором, правда - печатными буквами. В выходных данных
профессор, человек кристальной честности, так и указал: тираж 1 экземпляр. И
вот это самое «один экземпляр» и привело глубокоуважаемого Мильтония к такому
небывалому даже для него упадничеству, когда не радовал ни праздник, ни
вкуснейшие штучки Большой Марты.
«Тук-тук-тук!»
- деликатно постучал кто-то клювом о край его нетронутой тарелки.
Профессор
оторвался от микроскопического пятна на скатерти, посмотрел в глаза синему
Почтовому Голубю в кокетливом веночке из незабудок и разинул рот. Да что там
веночек! Проклятые незабудки торчали за каждым перышком, и... и в кондитерской
(в которой, между прочим, уже в третий раз за сегодня установилась звонкая
тишина) раздался судорожный завистливый вздох кукушки: «А-а-а-ах...»
«Униформа
предписана отправителем,» - смутился Голубь и протянул в лапке конвертик,
украшенный, разумеется, голубыми цветочками. Проницательным читателям,
разумеется, не составит труда догадаться, что было нарисовано на каждом коготке
почтовой птички?
«Умоляем
Вас, - дрожащим голосом зачитал Мильтоний, - разрешить нам издать Вашу
изумительнейшую и популярнейшую у нас монографию тиражом
100 000 000 000 000 экземпляров в обложке семь-бэ-цэ,
тиражом 100 000 000 000 000 экземпляров в варианте
покет-буков и 1 000 000 экземпляров в подарочном исполнении (окладный
переплет из шкуры голубых единорогов, с золотой сканью и эмалью, рисовая
бумага, золоченый обрез). Просим Вас также передать нам эксклюзивные права на
издание продолжения о сложном вопросе, обязательна ли собачья душа в будке, или
будка может служить прибежищем какой-нибудь другой души. Искренне Ваши,
Халакгауз и Балафрон, Инк. (к. Хала-Бала)»
Золотая
Денежка, висевшая все это время на пенсне профессора Мильтония Дренажиуса, хохотала
во все золотое горлышко, а еще громче хохотала бывшая королева Селедкина...
Комментариев нет:
Отправить комментарий