Имбирвилль: Кардамонечка. Девочка, которая дождется

Кардамонечкина песенка

Заварю себе я чай с травой-душицей,

Собирала я ее минувшим летом.

Где же ты, мой выдуманный рыцарь,

Где ты скачешь, да и есть ли ты на свете.

Мне сегодня сон приснился грустный,

А проснулась – ничего в том сне не помню.

Как в игре про королеву и капусту –

Всё в порядке, только голос слишком ровный.

А еще сегодня очень сильный ветер.

В узелки сожму ладошки, чтоб согреться.

Где же ходишь ты, забравший мое сердце?

Где ты ходишь? Да и есть ли ты на свете...

***

...А знаешь, Марта, на самом деле для счастья всем нужно одно и то же. Я давно про это думаю, а вот сейчас поняла. И это самое «одно и то же» - очень простые вещи. И вообще простые, и для понимания. А мы усложняем, усложняем. Специально запутываем. Марта, Марта, почему простоты стыдятся? Стыдиться ведь нужно сложностей. Они, эти сложности, всегда лукавы и лживы... Но даже если попросить Звездную Корову прописать золоченым рожком эти простые вещи где-то там, на мироздании – допустим, между альфой Большого Пса и омегой Маленького Жирафика – чтобы каждому и от рождения, то, наверное, все равно ничего не получится. Потому что да – для счастья всем нужно одно и то же. Но вот счастье нужно совсем не всем, совсем... А с этим, Марта, уже ничего не поделаешь...

Кардамонечка.

Сплетни из имбирвилльских газет:

Пятьдесят Девятый День Тринадцатого Года

Чайная ведьмочка Бублик пригласила мурр-барона Простофилькина и Зеленую Кардамонечку на пятичасовое кофепитие. Мурр-барон явился грустный, буквально усы повесил.
- Ты чего такой грустный, мурр-барон? - спросила пфеффелька.
- Да, а они... А я... А это ж не я! Честно! - и Простофилькин посмотрел по сторонам очень честным вороватым взглядом. - Это всё лепрекон! А они... На меня!.. А я...
- Бе-е-едненький, давай я за ушком тебя почешу. Ну, вот видишь, уже лучше?
Усы мурр-барона опять победно стали торчком.
- А ты чего не хихикаешь? Похихикай.
- Не хихикается мне...
- Как это?! Ты болеешь?
- Мне грустно...
- А давай я тебе спою, хочешь? Вот тебе чай, вот кофе, вот конфетка из моих запасов.

Пфеффелька оценила жертву и хихикнула:
- Спой, хи-хи-хи!

Джинджер Мотылек,

сентиментальный корреспондент газеты «Этот нежный Имбирвилль»

Шестьдесят Первый День Тринадцатого Года

Сегодня после обеда в дом номер один по бульвару Рыжих Сверчочков был срочно вызван отряд имбирр-ля-муррчиков. Взгляду бравых патрульных открылось большое глубокое соленое-пресоленое озеро вокруг дома и жители, плавающие вокруг на лодочках и тазиках и показывающие пальцами на чердак. Аккурат именно с чердака лился водопад, по самым скромным оценкам раза три с половиной затыкающий за пояс Ниагарский. Шарль-Перро де ля Мурр на бреющем полете пронеся над опасным потоком и бурлящими водоворотами и лично вынес на ручках источник соленой воды. Им оказалась Кардамонечка, Зеленая пфеффелька, которая начала плакать еще с самого утра. Девочка пока так и не назвала причину своих горьких слезок.

Ежедневный Имбирр-Ля-Муррный листок

Зеленой Кардамонечке очень грустно. На этой неделе все пфеффельки разъехались. Все поехали приносить счастье хорошим людям. И Имбирная Пфеффелька, и Коричная Пфеффелька, и Рыжая Пфеффелька, и Пфеффелька на Бусинке, и Моник, и Кофеечки... И все остальные. А Зеленая Кардамонечка осталась. Кардамонечке очень-очень нравится Имбирвилль. Но вот только же и другие пфеффельки уехали не полностью, они немножко остались в Имбирвилле навсегда. Уж такой это обыкновенный город. А Зеленая Кардамонечка - она совсем не уехала. Никто никуда ее не пригласил. Никто не позвал на добрые ручки. А Кардамонечке тоже хочется приносить счастье хорошим людям. Ведь это ее предназначение, смысл ее кукольной жизни. Просто сегодня звезды пришиты не для нее. Но ведь будут! Обязательно будут звезды и для нее, правда?

Джинджер Мотылек,

сентиментальный корреспондент газеты

«Этот нежный Имбирвилль»

Шестьдесят Четвертый День Тринадцатого Года

Зеленая пфеффелька Кардамонечка, подглядевши за Моряккисом, тоже захотела в плавание. Подумала и сделала себе кораблик. А что, дело ведь нехитрое, правда? Взяла вчерашний выпуск новостей (кстати, в Имбирвилльской библиотеке волнуются, остался ли резервный выпуск - для истории?), да и свернула из него бумажный кораблик. Правда, Кардамонечка не умеет прокладывать курс по звездам, островам и компасу. А еще - у нее нет карт. Совсем-совсем. И компаса у нее тоже нет. Зато есть маленькое храброе сердечко и огромное желание принести счастье хорошему человеку. Вдруг она найдет хорошего человека в плавании, а?

Но вот беда, пока кораблик стоял у причала на берегу Имбирвилльского Акияна, бумага размокла. Надо бы внести предложение в мэрию: делать выпуски новостей на неразмокаемой бумаге.

Морской-Волкинс,

специальный океанский корреспондент Gingervill Geographics

Семьдесят Пятый День Тринадцатого Года

Грустная песенка Кардамонечки.

Где же вы, те ручки, для которых

Появилась я на свет у Марты?

На каких вы бродите просторах?

Может, заблудились вы без карты?

Восемьдесят Пятый День Тринадцатого Года

Восемьдесят Третьего Дня (24 марта), примерно за полчаса до полуночи, в зал аукциона влетел Имбирвилльский Голубь с зеленой ленточкой на правой лапке. «Вот!» - чирикнул Голубь и сбросил на стол рядом с молоточком конверт от леди Даши со слегка пожеванными углами... Ой. У леди-то Даши углы были целые, а вот у конверта – нет. Но это неважно, это мы для исторической достоверности.

А в конверте лежали три фотографии и записка изящным рондо: «Господа аукционисты! Ставлю эти три фотографии от имени штуцерхессы Ёжки. Извините – тороплюсь: иду искать Весну...»

Господа аукционисты переглянулись и открыли рты. Аккурат в этот момент в окно влетели два запыхавшихся Голубя, и мальчики рты немедленно закрыли. Из соображений техники безопасности: почтовая служба, конечно же, не берет на работу всяких там неопознанных птичек, но... мало ли, какие атавизмы и откуда иногда вылезают (и, главное, куда попадают)! Голуби обиженно поджали клювы, демонстративно потребовали расписки в получении пакета и мстительно накатали жалобу за слишком черствые крошки печенья в почтовой подоконной мисочке. В пакете обнаружилось семь фотографий от старого Ангельсона из Чоколэйтловерска и заявление, написанное безупречным гекзаметром на обороте черновика романа в стихах. К сожалению, формат нашего издания не позволяет привести здесь подлинник заявления, кроме того – мы побаиваемся, что старина Гомер умрет от зависти и сожжет «Иллиаду», «Одиссею», а заодно и Карфаген, поэтому мы ограничимся прозаическим переводом распоряжения Ангельсона поставить его семь фотографий в пользу штуцерхессы Ёжки. «Но позвольте...» - начали было аукционисты и поперхнулись.

Дверь в аукционный зал распахнулась, и в помещение виляющей походкой вломились два попугая в клетчатых перьях и с бейсбольными битами. «Надеюсь, мы не профакапили дедлайн?» - осведомился один. «Получите и отфидбэчьте!» - заявил второй и положил стопочку фотографий (шесть штук ровно) от лорда Веша. В сопроводительном письме лорд передавал всем присутствующим привет от Имбирной пфеффельки и просил засчитать присланные им снимки (в количестве шесть штук ровно) к ставке штуцерхессы Ёжки.

Аукционисты зажмурились, досчитали до десяти и открыли глаза. Три стопочки фотографий не испарились, не растворились, не примерещились, словом - никуда не делись. Мало того: стопочек было уже четыре, а Мурзабелла Кастильская, нервически кутаясь в кружевную мантилью и пристукивая кастаньетами, томно промурлыкала, что она только что получила депешу из Гишпании и немедленно выполняет данное ей поручение – передает вот эти шесть фотографий (непередаваемый царственный жест вылизанной до блеска лапки) от лучшего гишпанского модельера сеньоры Сан-Кошкезы в качестве дополнения к любой ставке от имени штуцерхессы Ёжки.

Аукционисты поняли, что они ничего не поняли и попытались понять, как же попонятнее это выразить словами. «Слова! - грустно усмехнулась TS. – Слова...» Кажется, она собиралась сказать что-то еще, но помолчала, махнула рукой, положила девять фотографий к ставке Ёжки, посторонилась в дверях, пропуская маленький кокетливый танк, украшенный кремовыми розочками, и ушла, так ничего и не сказав.

Аукционисты застонали: к дулу танка был привязан сверточек с девятнадцатью фотографиями. Разумеется, сверточек был перевязан розовыми ленточками, на которых двойным болгарским крестиком было вышито «Принцесска Эухения Сто-Двадцать-Розовых-Кустов-И-Ни-Одного-Флокса» просит принять штуцерхессу Ёжку эту ставку в подарок».

И именно в эту минуту песочные часы в сейфе начальника Имбирвилльского железнодорожного вокзала пробили полночь. Вот так: «Бом! Бом! Бом! Бом! Бом! Бом! Бом! Бом! Бом! Бом! Бом! Бом!» И сонный Матвейка заворочался во сне и тихонько прошептал, что ставки сделаны, что ставок больше нет и что аукцион закончился...

Девочки и мальчики. Жители Имбирвилля и гости нашего маленького города. Мои прекрасные леди, истинные джентльмены и ты, милорд. Аукцион действительно закончился.

Последняя ставка – пятьдесят фотографий различных Жизненных Исправлений. Мы благодарим всех, кто участвовал в нем, кто одарил Имбирвилль своими фотографиями, своим присутствием, своим талантом. Леди Лася Молоканова (и маленькая Моник), леди Даша Никитина (она же Лерожка), садовник Сорнякисс (она же принцесска Лёля), Ангельсон из Чоколэйтловерска, лорд Горошек, принцесска Эухения Сто-Двадцать-Розовых-Кустов-И-Ни-Одного-Флокса, лорд Веш, сеньора Сан-Кошкеза (она же Кошка), TS – ваши имена всегда будут очень-очень дороги в Имбирвилле. Для каждого его участника Матвейка приготовил подарок – маленькую закладочку, нарисованную TS, с бантиком-мартиничкой в фирменных имбирвилльских цветах, белом и рыжим. Через пару дней Почтовые Голуби отдохнут от авральной работы в три смены по доставке ваших поздравлений маленькому Матвейке и отправятся в путь, к вам.

А Карандаш Жизненных Исправлений достается штуцерхессе Ёжке.

Дорогая Ёжка. Мы не знаем, что ты сделаешь с этим Карандашом. Может быть, ты так же, как Мотик, будешь его грызть. А может быть – заточишь и нарисуешь солнышко. Мы знаем только то, что маленькая Кардамонечка попросилась в твои ручки. Говорит, что она поняла, что это именно те ручки, которые ей нужны. Будьте счастливы, девочки. Пожалуйста.

Бюллетень Имбирвилльского Аукционного Дома

Восемьдесят ДевятыйДень Тринадцатого Года

«Ту-ту! Хи-хи-хи! Ту-ту!» - в такт стучащим колесам кивают бантиками Янтарик, Слунечка и Кардамонечка. Каждая, каждая из них забирает с собой частичку Имбирвилля: где Имбирвилль – там счастье, и когда-нибудь – да-да, когда-нибудь! – счастье будет везде. Пфеффельки уж постараются.

«Ту-ту!» - говорит и Никонелли ди Мамарацци, глядя на свои бывшие белые штаны, укоризненно говорящие о растаявших сугробах, о глубоких вокзальных лужах, об украденной кудрявым торнадо конфетке карамельке и даже о кусочке растаявшего пластилина, и хихикает как полный противень пфеффелек. - «Ту-ту!! Ну, где тут ваш Стиральный Акиян?» И с размаху плюхается в него, и летят мыльные пузыри что твоя вчерашняя метель, и смеется маленький Матвейка, и счастье – вот оно, только руку протяни.

Сэмми Сплетникус,

спецкорр «Вечерних новостей Имбирвилля»

Сто Пятнадцатый День Тринадцатого Года

Приехала! Приехала! При-е-ха-ла!!! Наша Кардамонечка приехала в свои родные ручки. Приехала, осмотрелась – и рассмеялась от радости: бывают же такие совпадения. Ну? Увидели? Да-да. Имбирвилльский подоконник и Ёжкин стол. Совпадения. Созвучия. Гармония. Родство, наверное.

А Карандашик Жизненных Исправлений обязательно сделает то, что должен сделать. На самом-то деле – он теперь в три раза сильнее, чем другие карандашики, которые были в тот далекий день в лавке Мэрри Крикета. Его обгрыз Матвейка – ох, как много это значит! Умножим сразу на два и загнем пальчик. И еще один загнем: этот карандашик для Ёжки добывали друзья. Может быть, умножать надо даже не на три, а гораздо, гораздо больше.

Журналисточка Птифур Ле Бонёр,

еженедельный «Пфеффелькин дневничок»

А еще... А еще кое-что про это написано у самой Ёжки.